Титановая лопата

Генеральный директор холдинга «Русский титан» Олег Светлов в одиночестве сидел в маленьком кафе в центре Мюнхена и пил уже третью чашку кофе. За окнами лил дождь. Мерзкий холодный декабрьский дождь.
«А на Урале сейчас снег и морозец — красота!» — думал Олег. Домой хотелось невероятно. На душе было уныло и противно. Олег прилетел в Мюнхен на переговоры с представителями концерна, выпускающего европейские аэробусы. Мюнхенский филиал занимался выпуском изделий из титана. Немцы уже два года покупали через российскую фирму Олега титан в слитках. Но в этот раз Светлов привез совершенно другое предложение. Он предлагал самостоятельно изготовить необходимые для европейских самолетов титановые детали на российских заводах. Целый год Светлов выстраивал технологическую цепочку от титановой руды до готовых изделий. Ездил по всей стране, уговаривал директоров предприятий. Пришлось создать холдинг, в который вошли и горняки, и металлурги, и машиностроители. Потребовалось закупить современное оборудование, дополнительно обучить рабочих. Только так можно было обеспечить необходимое европейцам качество. Светлов надеялся, что Мюнхен — это первый шаг, ступенька на пути в европейский и мировой рынок. Уже вторую неделю он вел сложные переговоры. Российские детали были почти на четверть дешевле европейских, но немцы упирались. Они не верили в российское качество. Не помогали ни чертежи, ни расчеты, ни привезенные образцы. В этот проект Олег вложили все свои заработанные ранее деньги, залез в огромные кредиты, и вот теперь все это оказалось никому не нужным.
«Это не просто горе, это уже беда», — горестно думал Олег. Банк, в котором он брал кредиты, контролируют уральские бандиты. — «Эти церемониться не будут. Заберут и фирму, и квартиру, и машину. Еще и отработать заставят. Лучше сразу куда-нибудь сбежать. Но куда? В России везде достанут. Здесь, в Европе, без денег и языка я никому не нужен. Разве что машины мыть или улицы подметать, да и то рабочую визу хрен получишь. На родине, в Западной Украине, бандеровцы голову подняли, русских выживают. Кругом беда».
Холодный противный дождь не прекращался. До гостиницы километра полтора.
«Могли и машину дать, скаредные немцы», — ворчал про себя Олег, — «где не надо, там каждую марку считают, а тут я им реальную прибыль предлагаю, а они упираются».
Из теплого кафе выходить не хотелось.
«Шнапса, что ли, с горя выпить», — подумал Олег, — «так они здесь за рюмку своего противного шнапса в кафе столько денег берут, что в России целую бутылку водки купить можно».
«Обойдутся без моих денег, буржуи проклятые. В гостинице заначка есть, потерплю», — решил он.
Олег рассчитался за кофе и вышел на улицу. Дождь не прекращался. Парадные дорогие туфли мгновенно промокли. Через несколько минут Олег окончательно замерз и зашел погреться в небольшой хозяйственный магазин. Оставив зонтик у входа, он бесцельно бродил среди прилавков. И вдруг среди немецкой домашней техники и хозяйственных товаров он увидел ЕЁ. Она сверкала и переливалась всеми цветами радуги. Специально подсвеченная, выставленная в отдельной витрине, невероятно дорогая и очень красивая — титановая лопата.
Он попросил показать ему товар с витрины.
— Битте, — сказала русоволосая девушка-продавец, подавая лопату.
Да, это была именно она, выполненная по специальной технологии и обработанная вручную таким образом, что свет отражался так, что металл искрился тысячами бриллиантов.
Олег перевернул лопату. На задней поверхности гордо красовалось клеймо «УЗХМ» — Уральский завод химического машиностроения и число 13 в кружочке — цех номер тринадцать.
«Точно, она! Товарищ Попов выпускает. Добрался-таки до Европы, а ведь не верил», — тихонько сам себе пробормотал Олег.
— Будете брать? — вдруг на чистом русском спросила продавщица.
— Буду, — твердо сказал Олег.
— Я сама из Казахстана, — говорила разговорчивая русоволосая продавщица, заворачивая лопату в цветную подарочную бумагу. — В Германии уже пять лет. Сначала очень тяжело было. Вот сказали бы — пешком обратно надо пойти, — пошла бы. А сейчас привыкла. Немцы — они другие. Скучные невероятно, все по распорядку, но живут богато. С нами не сравнить. А лопаты эти покупают хорошо. Уже вторую партию заказываем. Немцы, они качество любят. А эта лопата сразу видно — удобная, легкая и красивая очень, вон как блестит.
В гостинице Олег налил себе водки из привезенной еще из дома бутылки, немного согрелся.
«Надо позвонить домой, — хвастаться нечем, но позвонить надо, дома же ждут», — подумал Олег.
«Эх! Ввязался я в эту историю с титаном! Шил бы сейчас тихонько штаны из «джинсухи» и горя не знал. Черт меня дернул, — сначала эта помада, затем титан. Хотя — что сейчас об этом думать? Это были прекрасные, интереснейшие годы. Столько событий, столько приключений! Скучным немцам за всю свою жизнь не пережить того, что я прожил и сделал за это время. От «джинсухи» до холдинга по производству титана! Это возможно только в России и только в это время – время перемен! Олег вспомнил, как все когда-то начиналось, три года назад, в том далеком 1991 году….Телефонный звонок раздался в половине двенадцатого.
— Это тебя… межгород… Павел звонит, — принесла новомодную беспроводную трубку прямо к новогоднему столу жена.
Олег подхватил семейную гордость — первое приобретение с кооперативных доходов — и закричал в телефон, перекрикивая шум веселого застолья:
— Пашка, привет! И тебя с наступающим… жив, старик? …как там родные Черновцы?
Чтобы веселая компания не мешала разговору с давним другом и одноклассником, он прошел на кухню и продолжил уже там:
— Да у меня все классно. Представляешь, уволился наконец-то из своего «ящика», кооператив создал швейный, джинсуху — «варенку» гоним. Сестра из Иванова тканеху шлет. Технологию — как тереть ее по моде — отладили. Джинсы шьем, куртки — пипл все хавает влет. За месяц по полтыщи зарабатываю…
— О, так ты теперь у нас кооператор! Ну-ну, прими мои поздравления, значит, в нашем полку прибыло. Только швейка — это не масштаб. А знаешь, что — приезжай-ка ты 18-го января в Москву на пару дней. У нас там как раз кооператоры собираются по косметике, очень актуальная тема. Мы тебе в гостинице «Москва» номер забронируем. Хоть повидаемся. Ну давай, еще раз с праздничком, до встречи… — в трубке раздался шум голосов и звон бокалов, потом Павел отключился.
Олег возвратился к праздничному застолью:
«А может, и правда рвануть в Москву, — Павла сто лет не видел…»
За столом его встретили шумными радостными криками. Веселая компания, собравшаяся встретить наступающий 1991 год, казалось, не замечала скудности застолья. Не знавший и ранее продуктового изобилия, Урал в последние годы просто голодал. Жена, конечно, селедку под шубой из раздобытой по случаю и сбереженной к празднику баночки консервов приготовила, но майонеза и зеленого горошка достать не удалось, и огромную салатницу вместо традиционного новогоднего салата «Оливье» пришлось заполнить винегретом.
Остальное пространство заставили тем, что принесли гости в складчину: домашними соленьями, маринованными грибочками, дешевыми рыбными консервами в томатном соусе.
В центре стола красовались тарелочка с тонко порезанным финским сервелатом, принесенным кем-то из гостей, и бутылка ярко-голубого ликера, купленного за бешеные деньги в кооперативном ларьке. Все остальные горячительные напитки производились народными способами: самогон особой домашней очистки и «клюковка».
Антиалкогольная кампания ударила по всем новогодним столам умирающей страны. Даже шампанского, а точнее — того искусственно-газированного напитка, что гордо именовался «Советским шампанским», достать не удалось. Олег перед праздником бился за дефицитом в озверелой толпе, в которую теперь превращалась любая очередь за алкоголем. Но, лишившись двух пуговиц на пальто и получив сильный удар под ребро, разлившийся в фиолетовый синяк, смог урвать только две бутылки водки, которую на семейном совете тут же решили для спасения качества и увеличения объема настоять на клюкве с сахаром. Шампанское заменили обычной газировкой «Буратино», добавив для крепости все той же «клюковки».
— Ну, что, разливаем перестроечное шампанское, — провозгласил Олег.
Компания встретила это предложение веселыми возгласами. На экране телевизора, традиционного участника любого новогоднего застолья, возник генеральный секретарь Михаил Сергеевич Горбачев. Он поздравлял с Новым годом уставший от дефицита и озлобленный на власть советский народ.
— Да выключи ты звук! — попросил кто-то за столом, — опять начнет: «ускорить», «углубить», «консенсус». Надоел этот балабол, у нас тут свой консенсус.
Поздравления последнего генсека умирающей империи никто не слушал. Звон хрустальных бокалов с газировкой «Буратино» под бой кремлевских курантов звучал первыми тактами реквиема по летящей в тартарары стране…Огромная империя под названием СССР задыхалась в тисках плановой социалистической экономики. Дефицитом стало все — от сахара до картошки и лука. Чтобы хоть как-то обеспечить народ товарами и услугами, правители издали закон «О кооперации в СССР». По высочайшему замыслу, кооперативы должны были производить товары народного потребления. Кооператоры производить товары не хотели, кооператоры хотели торговать дефицитом по немыслимым ценам. Тогда сверху государственным предприятиям был определен план по производству этих самых товаров, а директорам сказали, что, если не будет товаров, не будет и премий. Пришлось, кто как может, выкручиваться, закрывая линии основных производств ставшей никому не нужной «оборонки».
Олег Светлов, еще недавно трудившийся в конструкторском бюро «почтового ящика» за свои 145 рублей в месяц, плюс уральские, плюс прогрессивка, понял, что и этих денег теперь платить не будут. Он уволился и начал совсем новое для себя дело, называемое заграничным словом бизнес.
В Свердловск Олег приехал с Украины, по распределению после института. Первые годы все мечтал вернуться обратно в свой родной теплый город Черновцы, но потом женился, получил квартиру, да так и остался жить на Урале. Работал на оборонном предприятии, дослужился до старшего инженера, от следующей должностной ступеньки его отделяло еще лет десять. Именно тогда должен достичь пенсионного возраста начальник отдела в его КБ. В студенческие годы, как и многие, он фарцевал понемногу, перепродавая заграничные шмотки, которые периодически удавалось купить у интуристов. Вместе со своим приятелем они даже попытались шить «фирму» и толкать свои самопальные джинсы на «барахолке». Но первая же встреча с милицейским патрулем и горький опыт одного из сокурсников, которого за фарцовку исключили из института и чуть не посадили, отбили всякое желание рисковать свободой. А вот сейчас, по воле нового генсека Горбачева, все это узаконили, дав зеленый свет кооперативному движению.
Решение о переходе с хоть и малооплачиваемой, но надежной работы на оборонном предприятии в новое качество свободного предпринимателя далось с огромным трудом. Больше всех сопротивлялась жена. Она, как и всякая женщина, панически боялась остаться совсем без денег в эти и так непростые времена.
— Этот новоявленный НЭП скоро кончится, и всех кооператоров пересажают, — говорила она.
— Это же буржуйство и нетрудовые доходы, — вторил ей тесть. Потомственный пролетарий и убежденный коммунист, он ненавидел выскочек-кооператоров и считал их классовыми врагами.
Но Олег никогда не любил свою скучную работу инженера-конструктора на сверхзасекреченном предприятии, а когда и там стали задерживать зарплату, он проявил твердость характера.
— Я уволился из этого чертового «ящика», и мы с другом решили организовать швейный кооператив, — поставил он однажды перед фактом свою супругу и всех ее пролетарских родственников.
Первые шаги давались с огромным трудом. Те, кто думает, что в те времена свое дело начать было просто, сильно ошибаются. Действительно, в магазинах не было ничего, и все, что производилось кооператорами, скупалось по немыслимым ценам. Но надо было эти товары из чего-то произвести. А в магазинах не было ни тканей, ни ниток, ни даже банальных пуговиц и молний.
Свои первые промышленные швейные машины приятели собирали из списанного со швейной фабрики старья. А купленный по случаю за огромные деньги настоящий оверлок казался вершиной мечты, и его специальная строчка по обработке краев ткани вызывала бурный восторг у начинающих кооператоров. К счастью, двоюродная сестра Олега работала на ткацком комбинате в Иванове, где выпускали джинсовую ткань. Ткань была ужасного качества. Она совсем не хотела тереться и становиться модной «варенкой». Друзья разработали целую схему превращения темно-синей ивановской джинсухи во что-то наподобие фирменной тертой джинсы. Ткань сначала обрабатывалась марганцовкой, затем обесцвечивалась перекисью водорода. Жена с ужасом смотрела на заляпанные марганцовкой стены кухни, где друзья в ночное время проводили свои опыты, но молчала.
Наконец пошли первые доходы. К Новому году Олег зарабатывал по 500 рублей ежемесячно, что было в два раза больше его прежней зарплаты на заводе. Даже пролетарий-тесть уже уважительно смотрел на зятя, а теща как-то доверительно сказала, что тот сам всегда мечтал о собственном деле, и, если был бы помоложе, обязательно пошел бы в кооператоры.
Позвонивший с поздравлениями в новогоднюю ночь Павел, давний друг и одноклассник Светлова, по-прежнему жил в родном городе Черновцы на Западной Украине. Сразу после института он забросил далеко-далеко диплом инженера-энергетика и подался в «цеховики». Была при социализме такая криминальная профессия. В подпольных цехах как раз и производили те самые пользующиеся повышенным спросом товары народного потребления.
Павел давно занимался косметикой. Его маленький подпольный цех клепал пеналы для губной помады, которые потом заполняли левой помадной массой на местной косметической фабрике и толкали на рынке втридорога. «Цеховиков» по стране ловили, надолго сажали, иногда даже расстреливали, а потом взяли — и узаконили эти производства, издав тот самый закон о кооперации. Павел радостно вылез из подполья и превратился в уважаемого государством кооператора.
Перезвонив Павлу после праздников, Олег узнал, что в Москве собираются на семинар директора государственных предприятий, выпускающих косметику, туда же подтянулись кооператоры, имеющие свой интерес к этим супердефицитным товарам.
«Надо ехать, — решил Олег, — пора выходить на новый уровень!»

Москва встретила Олега морозом и серыми, длинными, унылыми очередями в магазины. В столице с продуктами и ширпотребом было, конечно, получше, чем на Урале, но зато сюда за дефицитом съезжались жители соседних регионов. Редкие коммерческие магазины уже торговали заграничными деликатесами и тряпками, но цены там зашкаливали.
На очередное совещание «по увеличению и улучшению» выпуска товаров для народа в столицу съехались директора косметических фабрик со всей страны. Подтянулись для знакомства и заключения новых договоров и кооператоры. Если директора предприятий жили в достаточно скромной партократической гостинице «Россия», то кооператоры забронировали номера в самой помпезной «Москве».
Гостиница «Москва» встретила Олега величественным холлом, отделанным серым гранитом. Расписной высокий потолок поддерживали античные колонны из черного гранита. С первого шага становилось понятно, что вы попали в храм социализма, куда простым смертным, типа бывшего уральского инженера, еще недавно вход был заказан.
Огромная и роскошная, «Москва» была построена еще в довоенные сталинские времена в самом центре столицы. Самое забавное, что она находилась прямо напротив не менее помпезного здания Госплана СССР, того самого Госплана, который при социализме и обязан был планировать выпуск товаров народного потребления. Причем планировать так, чтобы всем всего хватало. Через несколько лет, когда Госплан канул в Лету вместе с породившим его социализмом, в этом здании поселилась Государственная Дума России. Свято место пусто не бывает…
Непонятно, каким образом кооператоры умудрялись снимать там номера, но стоило им это недешево. Около лобби-бара на мягких диванах гнездились приписанные к гостинице жрицы любви. Путаны окинули вошедшего в холл Светлова оценивающим взглядом и на всякий случай призывно заулыбались. Номер был без изысков, но с необыкновенным видом на парадный вход в здание с вывеской «Госплан СССР» и огромным гербом страны развитого социализма. Сам вид из окна уже обязывал что-нибудь планировать и на благо советского народа производить.
Буквально через три минуты в номере зазвонил телефон и сладкий женский голос спросил, не желает ли уважаемый господин отдохнуть с дороги с хорошенькой девочкой.
— Желаю, — хмыкнул в трубку Олег, — но денег нет — в том смысле, что нет совсем, и в ближайшее время не предвидится.
Голос в трубке презрительно хрюкнул, и больше «бабочки» не звонили. Кинув сумку, Светлов пошел в номер к своему давнему другу.
Вот это был номер — номерище! Огромный холл с резной мебелью в стиле ампир и хрустальной люстрой, спальня с дубовой кроватью двухметровой ширины и мраморная ванная с витражными окнами. Еще в номере был кабинет, где на рабочем столе рядом с обыкновенным телефоном красовался красный аппарат с гербом вместо циферблата, а над столом слегка улыбался с портрета Михаил Сергеевич Горбачев.
— Телефон кремлевский отключен, портрет Горбачева мы сами повесили, — пояснил Павел, обнявшись с другом, — и вообще, это все антураж. Так надо, ведь мы здесь переговоры с директорами будем проводить, пусть знают, с кем имеют дело.
Ужинали братья-кооператоры в шикарном банкетном зале гостиничного ресторана. Накрахмаленные белые скатерти, вышколенные официанты, тяжелые приборы и хрусталь на столах. Странно, но цены в ресторане совершенно не соответствовали месту и времени. В любом кооперативном кафе было дороже и, конечно, гаже. Стол ломился от супердефицитных яств. Черная и красная икра, балык и осетрина, мясные деликатесы и свежайшие фрукты и овощи. В серой полуголодной стране, где даже картошка и лук по талонам, такой стол можно было увидеть разве что на картинке в кулинарной «Книге о вкусной и здоровой пище», которая, кстати, тоже была величайшим дефицитом.
— Вот только здесь и осознаешь, каким прекрасным был, да и остается пока для некоторых товарищей, социализм, — говорил Павел, наворачивая осетринку с хреном.
— Интересно, а «ночные бабочки» в холле тоже по госплановским ценам? — поинтересовался Олег.
— Тоже, только они берут исключительно долларами и по специальному курсу. У них уже давно курс стабильный — один рубль равен одному доллару. Сотку платишь, и танцуй хоть до утра. За две сотки могут негритянку тебе привести или китаянку. Сервис!
Здесь, в банкетном зале ресторана, прошло первое и последнее для новоявленного кооператора занятие этого необыкновенного семинара. Короткую поучительную лекцию прочитал Олегу заместитель Павла, украинец по национальности, Богдан:
— В мировой экономике известен феномен, который получил название «эффект губной помады». В Америке во времена Великой депрессии количество продаваемой помады не только не упало, но и выросло. Люди экономили на всем: на машинах, одежде, еде. Но, женщины по-прежнему — и даже больше прежнего — хотели быть красивыми. Нет денег на шубу — куплю помадку. Мелочь, а настроение улучшает. Если учитывать, что мужчина съедает за свою жизнь три килограмма помады, а женщина — все восемь, то станет понятно, что, производя косметику, мы занимаемся очень важным делом, которому не страшны никакие кризисы.
— Убедил, — сказал Олег, — только я не понимаю, как мы со своей швейкой можем произвести этот прекрасный дефицитный продукт. Где мы, а где помада…
— Не надо вам ничего производить. В Уфе есть косметиче